Жизнь ни за что. Книга вторая - Алексей Сухих

Николай лежал в постели после жаркого пляжного дня и не удивился, когда появился Леонид.

– Я был абсолютно уверен, что ты появишься, – только и сказал он, поднимаясь. – Пойдём к Васильевне, пусть она тебя разместит.

– Ты откуда батюшку-то привёл? – всплеснула руками Васильевна.

Сугробин с длинными космами, бородой и усами мог по внешнему виду представлять профессию самую необычную, в том числе и священника, пусть она была очень редкая.

– Устрою я твоего знакомого, устрою, – говорила Васильевна, проходя в дальнюю часть дома. – Вот смотри, батюшка, половина окошечка в сад, кроватка одноместная и тумбочка с табуреткой для гостя.

– Отлично, Васильевна! – сказал Леонид и поставил свой саквояж на тумбочку.

– А как называть тебя, если ты не батюшка?

– Ты Васильевна, – Леониду пришла случайная мысль назваться именем соседа из подъезда Алексеем Васильевичем. – И меня зови Васильевичем, Алексеем Васильевичем, если захочется. А по паспорту меня немного по другому зовут, но тоже по-русски.

– Ох, крутишь ты, Васильевич, – покачала головой хозяйка. – Но я понимаю, что назовёшься по правде батюшкой, и не отдохнёшь, как хочется. Живи, не думай.

Колян на море время не терял. Он подкоптился под южным солнцем и нашёл подругу из Литвы. И не какую-то белорусско – русскую славянку, а самую настоящую литвинку – прибалтийку из Паневежиса.

– Я же не знала, что ты придёшь с другом, – сказала литвинка Николаю. – Моя подруга только что укатила в Ялту с соседкой. Как жаль. Она всё ещё одна, а время идёт.

– Спасибо, милая, – сказал Леонид. – Я пока не чувствую себя готовым к немедленному контакту. Позагораем, поплаваем. Возможно, я Вашей подруге просто буду несимпатичен.

«Призрачно всё в этом мире бушующем. Есть только миг, за него и держись. Есть только миг между прошлым и будущим. Именно он называется жизнь!» Гремел оркестр в ресторане Алупки на открытой площадке. Солист за три рубля исполнял любые песни, прибавляя при этом, что исполняет по просьбе Лёши, Феди, Коли из солнечного города Тулы, Вологды или Норильска. «Есть только миг…» был шлягером сезона. Не затерялся он и через десятилетия, но тогда гремел везде. А для курортов был не менее значим, чем «Утомлённое солнце». Компанию Сугробину составляла неунывающая жительница Симеиза двадцати двух лет. Она работала медсестрой в санатории и воспитывала двухлетнего сына от гостя с Украины, не оставившего ей адреса. «Я родила, потому что хотела быть матерью, настоящей женщиной, а не просто шлюхой, какими у нас всё побережье заполнено. Я тебя люблю, пока ты со мной и не выпрашиваю у тебя подарки, потому что люблю. И больше мне ничего не надо. Дай только три рубля, я ещё закажу для тебя песню. Какую?» Красивая, стройная, гибкая она смотрела на Леонида, и он видел любовь в её глазах. «Как провожают пароходы», – сказал Сугробин. – И потанцуем медленно. «Тогда идём вместе», – протянула она ему руку и они стали пробираться к эстраде среди танцующих. «Я люблю тебя», – шептала она на ушко, покусывая за него и целуя.

– Ну что, Колян? – спрашивал по утрам Леонид приятеля, пытаясь поднять его под утренние лучи крымского солнца. – Прошли твои невзгоды и тоска по семейной жизни? И всё, что было, забыл с литвинкой?

Николай мычал, натягивал на голову простынь и отворачивался. Литвинка крепко завлекла его, и он несколько лет ездил к ней, пока они неразумно не раскрылись. Николая немного поколотили, а обманутый литовец написал жалобу на русского распутника на предприятие с требованием принять меры по восстановлению моральных устоев.

У меня крымчанка работает с утра. Я её не задерживаю до утра и сам здоров. Оставляю тебе полбутылки Алиготэ и ухожу, – сказал не отзывающемуся Николаю Сугробин. Открыл бутылку прохладного вина, отлил половину в бокал, выпил и, покинув усадьбу Васильевны, пошёл по узкой изогнутой улице к рынку при автостанции. Ему было привольно и хорошо. «И почему я всегда так долго мучился, страдая по потерянным женщинам? – спрашивал он себя. – Такая прекрасная жизнь и такая верная любовь. За три недели ни разу красавица не фыркнула, грубого слова не сказала. Одни ласковые взгляды и любовь без конца». На рынке он купил пакет абрикосов, в магазине две бутылки ординарного молдавского Алиготэ и, насвистывая мотивчик из «Сильвы», стал спускаться к морю через прибрежный парк. «И детей рожать не страшится!» – почему-то промелькнула мысль..

Николай уже уехал. Милая девушка, женщина и мама целовала Сугробина у калитки своего дома. Утром уезжал и он.

– Напиши мне письмо. Позвони мне по телефону. Я буду ждать тебя даже зная, что ты не приедешь!

1975. Вышел на экраны фильм «Ирония судьбы или с лёгким паром». Барбара Брыльска, Андрей Мягков в главных ролях.

1975. Умерла заслуженная артистка РСФСР Валентина Серова.

1975. Введён в строй Токомак 10.

1975. Осуществлён совместный полёт космических кораблей СССР и США названный «Союз – Аполлон».

Максим Петрович Жарков и Сугробин сидели в ЦИЛе47 в помещении вибростенда, на котором стоял передатчик. Уже были перепробованы десятки вариантов конструкций и виброгасящих элеменов. А приборы упорно показывали на частотах от 1750 герц до 1850 герц в отдельных точках резонанс на лампе.

– Надо изобретать дополнительную фиксацию консоли, – сказал Сугробин, выключая стенд.

Он уже давно отказался от помощи специалистов – испытателей и работал сам на стенде, наблюдая и фиксируя малейшие отклонения в установке датчиков, амортизаторов, усилия затяжки крепёжных деталей. Но менялся диапазон частот вверх или вниз, а резонанс оставался.

– Не вижу я в созданной конструкции других решений, – повторил Сугробин.

– И каким путём? – спросил Максим Петрович.

– Конец консоли надо укрепить кольцом. Кольцо подпереть тремя-четырьмя керамическими стержнями. Через резьбовые отверстия в корпусе контура.

– Ещё четыре точки надо будет герметизировать.

– Герметизировать мы научились, – улыбнулся Леонид. С работой над этим прибором я уже вижу несколько тем для диссертаций. Даже названия придумал.

– Ну, и какие?

– Пожалуйста. «Некоторые особенности герметизации высокочастотных узлов для работы в условиях отсутствия атмосферы». «Особенности защиты высоковольтных цепей для работы в условиях отсутствия атмосферы». «Способы защиты электронных элементов от механических воздействий в условиях высоких вибрационных и ударных перегрузок»

– Хватит, хватит, – засмеялся Максим Петрович. – А ты кандидатские сдавал?

– Да нет. Я тогда хотел в юридический поступить. А после пожара у меня запал пропал. «И ни о чём я больше не жалею. И ничего я больше не желаю», – пропел Сугробин. – Мне иногда совсем ничего не хочется. Смысл жизненный теряю. Уже тридцать пять. Идеи социализма размываются в борьбе за элементарные условия жизни. Торговля жирует, милиция её прикрывает. Как Емельяныч толкует: «У них дескать, военно – промышленный комплекс, а у нас торгово – милицейский комплекс». Народ придавлен. Недавно у Зверева отца хоронили. Выпили на поминках, как полагается. И троих из их лаборатории замели в вытрезвитель. Сам знаешь, какая радость в кадрах и режиме поднимется, если бумаги придут. Полночи Зверев со Степаном сидели в вытрезвителе, прежде чем вполне приличных ребят отпустили без последствий. Весь месячный запас спирта перекачали. Эх! – Сугробин махнул рукой.

– Ладно, Леонид Иванович. Рисуй распорки и два прибора в экспериментальный цех на доработку. Надо побеждать резонанс. Три месяца бьёмся. – Жарков поднялся. – Делай всё сам. И герметизацию закладывай сразу. Время сократим вдвое.

Жарков ушёл. Сугробин подвинул к себе чистые листы бумаги и начал набрасывать эскиз. Маленький титановый кубик лежал перед ним на столе. Общий объём по выступающим частям 500 кубических сантиметров. Пол – литра, скажет понимающий человек. Его выпускная стоимость на серийном заводе будет равняться стоимости автомобиля «Волга» и вдвое больше годовой зарплаты его ведущего создателя.

Курмышов, с неожиданно появившимся в его жизни самодеятельным скульптором, лепил монумент памяти погибшим солдатам в Шаранге.48 В эти годы по всей стране прокатилась волна строительства малых мемориальных памятников посвящённых ратному подвигу земляков. Кто поднял волну? Возможно, лёд стронул писатель Сергей Смирнов49, великий патриот земли русской, возбудивший в обществе великий стыд за безнравственное забытиё подвига миллионов безвестных героев, отстоявших отечество. Райцентры, посёлки, малые города, совхозы и колхозы повально воздвигали обелиски и скульптурные композиции по своим финансовым возможностям. Маститых и заслуженных скульпторов привлечь местные власти не могли. И были востребованы все, кто мог сделать фигуру солдата или отлить колонну обелиска из железобетона. Халтурщики были эти скульпторы почти поголовно. Но язык не поворачивается их осудить. Они на пустом месте поставили памятники и высекли имена бойцов, живших в этих селеньях, и ушедших отсюда навсегда. И у правнуков будет вздрагивать сердце от прочтения своей фамилии на камне, и не пропадёт желание сохранить памятник, а, может, и улучшить.